Учреждая в ноябре 1769 года Военный орден Святого великомученика и победоносца Георгия, Екатерина II по праву монарха возложила на себя его гроссмейстерские знаки. Молва утверждает, что при этом императрица, явно кокетничая, притворно посетовала, что, дескать, так навсегда и останется единственной женщиной, обладающей этой наградой. Великая правительница имела право так думать: награда предназначалась для офицеров, и вручать ее предполагалось исключительно за заслуги на поле боя.
Императрице и в голову не могло прийти, что среди россиянок появятся такие, которые рискнут идти под пули наравне с мужчинами.
Но они нашлись, и было их немало!
В эпоху наполеоновских войн отвагой блеснула Надежда Дурова — легендарная «кавалерист-девица», удостоенная Знака отличия Военного ордена 4-й степени за спасение раненого офицера. В русско-японскую войну солдатскими Георгиевскими крестами были награждены четыре отважные русские женщины.
Когда грянула Первая мировая, их счет пошел на десятки…
читать дальшеРоссийская Жанна д’Арк
Справедливости ради стоит отметить, что предсказание Екатерины II практически сбылось: за почти полуторавековую историю ордена им было награждено более 10 тысяч мужчин. И всего лишь одна (!) женщина. Имя этой героини Римма Иванова.
Она родилась в Ставрополе 15 июня 1894 года в семье казначея ставропольской духовной консистории. В 1913-м окончила Ольгинскую гимназию, в которой была одной из лучших, и пошла работать учительницей в земскую школу села Петровское Благодарненского уезда.
Когда началась война, Римма возвратилась в Ставрополь, записалась на курсы медсестер и одновременно устроилась в местный епархиальный лазарет, куда уже стали поступать первые раненые и контуженые солдаты. Но девушке постоянно казалось, что она может принести еще больше пользы воюющему Отечеству. И, невзирая на протесты и мольбы родителей, в конце января 1915 года она отправилась добровольцем на фронт в качестве санитара 83-го Самурского пехотного полка.
Женщины в то время могли служить только в качестве сестер милосердия полевых лазаретов или военных госпиталей. Поэтому, чтобы оказаться непосредственно на передовой, Римме, как это делали и раньше ее соотечественницы, пришлось переоблачиться в мужчину, назвавшись Иваном Михайловым. Естественно, обман вскоре был раскрыт. Но полковое, дивизионное и корпусное начальство с пониманием отнеслось к патриотическим чувствам юной особы, разрешив ей исполнять обязанности ротного санитара в своем, так сказать, природном обличии.
И вскоре солдатская молва стала передавать из окопа в окоп, из блиндажа в блиндаж рассказы о деяниях «святой Риммы». Поводов для этого было предостаточно. За три месяца жестоких боев девушка вынесла из-под огня почти 600 раненых сослуживцев. За спасение командира взвода прапорщика Соколова она была удостоена Георгиевской медали «За храбрость» 4-й степени, за вынос с поля боя раненого командира роты поручика Гаврилова и восстановление линии связи — той же награды 3-й степени. А после того, как во время одной из контратак Римма приволокла в свои окопы истекающего кровью командира полка полковника А. А. Граубе, ей был вручен солдатский Георгиевский крест 4-й степени.
Молох войны продолжал набирать обороты. Римма получила разрешение перевестись в 105-й Оренбургский пехотный полк, где врачом служил ее родной брат Владимир. Молва о ней и ее подвигах бежала впереди отважной девушки, и новые сослуживцы с радостью приняли сестру милосердия в свою боевую семью.
9 сентября 1915 года оренбуржцы атаковали позиции неприятеля у карпатского села Доброславка. В 10-й роте, где Римма служила санитаром, были убиты все офицеры.
Смешавшись под губительным огнем, батальон дрогнул и стал отходить. И, наверное, вернулся в свои окопы, если бы вдруг среди взрывов и выстрелов надрывно не прозвучал женский голос: «Куда вы, здесь же раненые!». Из воронки поднялась Римма, вокруг которой сразу же сгрудилось два десятка солдат. Испуг и растерянность во взгляде девушки сменились решительностью. И она бросилась вперед, увлекая за собой воспрянувшие духом цепи.
Атака перешла в рукопашную, закончившуюся победой русских. Но девушка этого уже не видела: она упала за несколько десятков метров до неприятельских окопов, скошенная пулеметной очередью вместе с несколькими бежавшими рядом бойцами…
17 сентября по высочайшему повелению императора Николая II Римма Михайловна Иванова была посмертно удостоена ордена Святого Георгия 4-й степени, который мог вручаться только офицерам.
Но в этом случае государь счел возможным нарушить статут самой почетной боевой награды.
И вряд ли кто-нибудь его за это осудил.
Голубая кровь тоже горяча
Лавры первой русской женщины-офицера Надежды Дуровой не давали покоя российским дворянкам. Поэтому, как только вновь загремели военные громы, многие из них захотели надеть военный мундир. Смелее прочих оказалась витебская гимназистка Ольга Шидловская. В первые дни войны она отправила письмо на имя верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича с просьбой разрешить ей вступить добровольцем в Мариупольский гусарский полк, в котором 100 лет назад служила Надежда Андреевна Дурова.
В армейской верхушке сразу смекнули, что пропагандистская акция действительно получится сильной: потомственная дворянка, родная сестра двух боевых офицеров, сражающихся на фронте, сама идет в бой за Отечество. И дали добро. С одной лишь оговоркой: служить Ольга должна была отправиться не офицером, а рядовым. Но Шидловская согласилась и на это.
Через два месяца после начала службы она за храбрость была произведена в ефрейторы, еще через месяц стала унтер-офицером. 11 декабря 1915 года на ее гимнастерке засверкала Георгиевская медаль 4-й степени, а летом 1916-го — Георгиевский крест 4-й степени.
Еще более удивительна судьба дворянки Елены Константиновны Цебржинской. Дочь морского офицера, она закончила женскую гимназию в Батуми и там же вышла замуж за военного врача. В Санкт-Петербурге, куда мужа перевели по службе, окончила акушерские курсы. С началом войны Владислав Брониславович Цебржинский получил назначение в 141-й Можайский пехотный полк, с ним участвовал в неудачном наступлении в Восточной Пруссии, где и попал в плен.
Получив известие о печальной участи мужа, Елена Константиновна оставила сыновей — шестилетнего Виктора и трехлетнего Арсения — на попечение деда, а сама, переодевшись в мужской костюм, под именем фельдшера Евдокима Цетнерского записалась в одну из маршевых рот, следовавших на фронт. По прибытии на передовую была распределена в 186-й Асландузский пехотный полк, в составе которого и провоевала практически всю осень 1914 года, успев совершить за короткое время немало славных дел.
Как отмечалось в приказе, подписанном 10 июня 1915 года генералом от инфантерии Эвертом, «все это время фельдшер-доброволец, находясь при 7-й роте, в высшей степени добросовестно исполнял свои специальные обязанности как на походе, так и в бою, причем не только в роте, к которой был причислен, но и везде, где только он узнавал, что нужна медицинская помощь. Все тягости походной боевой жизни нес наравне со строевыми нижними чинами, часто подавая пример выносливости, хладнокровия и бодрости духа».
Далее шло длинное перечисление конкретных боевых заслуг доблестного воина, завершавшееся описанием того, как вечером 4 ноября 1914 года в бою у деревни Журав фельдшер, перевязывавший раненого ротного командира, сам был ранен осколком тяжелого снаряда, «но продолжил начатую перевязку и только по окончании таковой сам перевязал себя; после чего под сильным огнем артиллерии противника, забывая собственную рану, вынес офицера из боевой линии».
О том, кто есть на самом деле фельдшер Цетнерский, стало известно в 12-м передовом отряде Красного Креста, куда Елену доставили на операцию. Запахло скандалом, дело дошло до государя. Но тот, в очередной раз проявив монаршью милость, повелел не наказывать, а наградить. И в начале лета 1915 года Елене Константиновне вручили Георгиевский крест 4-й степени за № 51023. Правда, из воюющего полка ее все же удалили: дальнейшая служба Цебржинской проходила на Кавказском фронте, куда она была переведена на должность фельдшера 3-го передового отряда Красного Креста.
Во время войны Георгиевским крестом 4-й степени была отмечена подвижническая деятельность вдовы офицера лейб-гвардии Конного полка Веры Владимировны Чичериной. После гибели мужа она на собственные средства создала и оснастила санитарный отряд, с которым выехала на фронт. На счету этого медицинского подразделения буквально тысячи спасенных воинов. Позже, уже в изгнании, Вера Владимировна открыла первый во Франции дом престарелых для русских эмигрантов, которому передала все свои средства и где сама трудилась до конца дней.
Кавалерственной дамой и, очевидно, самой молодой из сестер милосердия, удостоенных солдатского Георгия 4-й степени, успела стать младшая дочь одного из руководителей лесного ведомства России Наталья Александровна Фок. Вынося из-под огня раненых солдат, девушка погибла летом 1917-го, когда ей едва исполнился 21 год…
Грудь в крестах
Были среди «русских амазонок» и такие, которые смогли своей храбростью и доблестью заслужить по два Георгиевских креста. Наиболее известная среди них — Антонина Пальшина, родившаяся в глухой деревушке Шевырялово Сарапульского уезда Вятской губернии.
Когда крохе исполнилось восемь лет, она осталась круглой сиротой, в одночасье лишившись и родителей, и отчего дома: все сгинуло в огне пожара. Девочку приютили дальние родственники, забрав к себе в Сарапул. Там Антонина работала портнихой на небольшой фабрике вплоть до 1913 года, пока не решила податься в теплые края — уехать на заработки в Баку. На берегу Каспия ее и застало известие о начале Первой мировой войны.
Купив на бакинском базаре поношенную солдатскую форму, обрезав волосы, девушка заявилась на призывной пункт, где полным ходом шла запись добровольцев в Кавказскую армию. Так в сентябре 1914 года вместо девицы Антонины на свет появился рядовой Антон Пальшин, направленный в один из кавалерийских полков.
Свой первый подвиг она совершила в бою под турецкой крепостью Гасанкала. Когда пулеметная очередь выбила из седла командира эскадрона, Антонина увлекла за собой замешкавшиеся сотни, довела их до вражеских траншей. И когда уже пошла лихая, беспощадная и безудержная рубка, упала на руки подоспевших кавалеристов с простреленным плечом.
В госпитале секрет «рядового Пальшина» быстро раскрыли. Отважную наездницу, несмотря на все ее заслуги, ждало изгнание из боевых рядов славных российских кавалеристов: служить женщине в строевых частях в то время не полагалось.
В начале 1915 года оправившуюся от ранения Антонину принудительно, под надзором полицейских чинов, препроводили по месту жительства родни — в Сарапул. Там в мгновение ока и неожиданно для себя она сделалась знаменитостью. А все благодаря стараниям журналистов: 7 февраля 1915 года в газете «Прикамская жизнь» была опубликована большая статья, повествующая о ее боевых делах. В честь «вятской амазонки» местные купцы и промышленники устраивали нескончаемые балы и банкеты. Но сама Пальшина видела себя только на фронте!
Окончив курсы сестер милосердия, она в апреле 1915 года отправилась в военный госпиталь, расположенный во Львове. Там во время одного из дежурств Антонины у нее на руках умер от ран молодой солдат. И Пальшина, забрав документы и форму покойного, той же ночью покинула госпитальные корпуса.
Больше суток она шла в сторону фронта, пока не пристроилась к обозу 75-го Севастопольского пехотного полка 8-й армии Юго-Западного фронта. Вторичное самозванство Антонины раскрылось уже через несколько дней — во время исповеди. По заведенной в русской армии традиции полковой священник отпускал грехи христолюбивому воинству перед большим наступлением. И на вопрос батюшки: «Грешен ли в чем, сыне?» — стоявший на левом фланге роты «рядовой Пальшин», густо покраснев, признался во всем.
Конфуз дошел до командующего фронтом генерала Брусилова. Но тот под свою ответственность не только разрешил Антонине остаться в строю, но и стал внимательно следить за судьбой и военной карьерой своей «крестницы».
Осенью того же года за форсирование реки Быстрицы и штурм укрепленной высоты «Антон Тихонов Пальшин (он же Антонина Тихоновна Пальшина) отмечается Георгиевским крестом 4-й степени и Георгиевской серебряной медалью», — гласил приказ № 861 от 12 ноября 1915 года по 8-й армии Юго-Западного фронта. В том же месяце Антонина получила ефрейторские нашивки и была поставлена во главе пехотного отделения.
Летом 1916 года во время знаменитого Брусиловского прорыва в бою под Черновицами Пальшина, как когда-то на Кавказском фронте, заменила во время атаки погибшего офицера. Под командой неустрашимого ефрейтора севастопольцы ворвались в первую линию австрийских траншей, в штыковой атаке отбили вторую. Когда пехотные цепи поднялись на штурм третьей, неподалеку от Антонины разорвался тяжелый снаряд.
Очнулась она лишь через несколько дней в полевом лазарете, как раз к приезду своего покровителя генерала Брусилова. В числе других раненых командующий фронтом лично вручил Антонине Пальшиной Георгиевский крест 3-й степени и серебряную Георгиевскую медаль с бантом — следующие по статуту солдатские награды. Не задержалось и производство в очередное звание: ефрейтор стала младшим унтер-офицером.
Но с военной службой георгиевскому «кавалеру» все же пришлось расстаться: многочисленные осколочные ранения и тяжелая контузия Антонины оказались очень серьезными, и вплоть до лета 1917 года она находилась на излечении в Киевском военном госпитале.
Обладательницами Георгиевских крестов 4-й и 3-й степени стали еще три русские женщины, воевавшие в пехоте, — Людмила Черноусова, Кира Башкирова и Александра Данилова.
Людмила попала на фронт по документам своего брата-близнеца. Первую награду она получила за пленение австрийского офицера, а вторую — за то, что подняла пехотную роту в штыковую атаку, в результате которой были захвачены две линии вражеских траншей. В той атаке Черноусова была тяжело ранена и едва не лишилась ноги.
За аналогичные подвиги стала обладательницей Георгиевского креста и Александра Данилова, с той лишь разницей, что награду 4-й степени ей вручили после захвата двух австрийских пулеметов. А Кира Башкирова — боец взвода конных разведчиков пехотной бригады, воевавшей на Северо-Западном фронте — оба своих «Георгия» заслужила за ценные сведения, добытые во вражеском тылу.
Воины на загляденье
Представительницы всех сословий — и дворянки, и мещанки, и крестьянки, желавшие попасть на фронте в строевые воинские части, вынуждены были «превращаться» в мужчин. Единственные, кто не испытывал трудностей в этом вопросе, так это казачки: те из них, кто с детства был приучен скакать в седле, стрелять из карабина, владеть шашкой и кинжалом, легко добивались разрешения командиров полков служить наравне с мужчинами. И проявляли чудеса храбрости.
Например, Наталья Комарова убежала на фронт, где уже воевали ее отец и старший брат — войсковой старшина (подполковник) и сотник Уральского казачьего войска соответственно. Убежала, купив коня и всю казачью амуницию на деньги, отложенные на приобретение приданого.
Командир полка, к которому офицеры привели свою «непутевую» дочь и сестру, разыскавшую их в Восточной Пруссии, в ответ на просьбу позволить Наталье остаться в части, ответил: «Не разрешаю… Но и не запрещаю».
С того дня в одной из сотен появился странного вида боец, у которого «нос был чуть вздернут, искристые серые глаза смотрели открыто и прямо. Черные шаровары в талии перехвачены широким кожаным поясом, к которому с одной стороны был прицеплен длинный кинжал в серебряных ножнах, с другой кобура с револьвером. Темно-синий черкесский бешмет, отороченный серебряными галунами, облегал стройную фигуру, а за плечами висел легкий казачий карабин. Офицеры полка откровенно любовались этой миловидной девушкой, настроенной, впрочем, весьма воинственно». Такой увидел Наталью прибывший в полк военный корреспондент одной из российских газет.
Но на фронт Комарова стремилась не для того, чтобы коллекционировать восторженные взгляды. Она приехала воевать. И это у нее получалось.
Своего первого «Георгия» Наталья получила за спасение знамени пехотного полка. Во время встречного боя к сраженному русскому знаменосцу подскочил немецкий солдат, вырвал из мертвых рук пробитый стяг и, прикрываемый товарищами, резво припустил в тыл, прижимая к себе ценный трофей. Увидав это, Комарова пустила коня в галоп, прорвалась через немецкие цепи, догнала беглеца, свалила его метким выстрелом. После чего, подхватив с земли знамя и распустив его на ветру, увлекла в атаку два батальона русской пехоты. Вот уж воистину картина, достойная кисти какого-нибудь великого художника!
Георгиевский крест 3-й степени Наталье вручали в госпитале: во время рукопашной с баварской пехотой она не позволила утащить в плен раненого офицера, прямо с седла спрыгнув на головы шестерым гренадерам. В той схватке девушка и сама получила удар штыком в грудь. А спасенным офицером был ее родной брат Петр…
В кавалерийских частях Юго-Западного фронта уже к зиме 1914 года ходило много легенд о смелом и удачливом разведчике уряднике Лагере. И мало кто знал, что под этим именем воюет девятнадцатилетняя кубанская казачка Александра Ефимовна Лагерева.
Во время боев под Сувалками возглавляемый ею разъезд из четырех казаков был внезапно атакован 18 немецкими уланами. Двое кубанцев погибли, еще двое вместе с урядником были захвачены в плен. Но пробыли в нем лишь до темноты: ночью Александра организовала побег сослуживцам и еще четырем солдатам, содержавшимся в одном сарае с ними. Они сумели не только невредимыми добраться до русских окопов, но и уничтожили германский пикет, принеся в качестве трофея станковый пулемет. За этот подвиг Лагереву наградили Георгиевским крестом 4-й степени. Второй крест она получила после лихой кавалерийской атаки у Тарнова, во время которой была ранена пулей в руку.
А казачка Мария Смирнова, ушедшая на фронт вместо больного чахоткой мужа, сумела к лету 1917 года заслужить аж три Георгиевских креста: их ей вручили за вынос с поля боя раненого офицера, после захвата австрийского орудия и двух пулеметов, а также за ценные сведения о расположении противника, добытые в ночной разведке…
Поистине, непобедима страна, в которой есть такие женщины!