Я понимаю что тема войны уже всех достала.Постараюсь об этом поменьше писать.В свете того что на Украине идет 3 мобилизация в Украинскую армию небольшой материал как раньше косили от армии.



Табак в глазах, симуляция туберкулёза и пролитые на документы чернила — так “косили” от армии в начале XX века. Но Первая мировая война вызвала всплеск патриотизма: дети подносили патроны, а девушки переодевались солдатами
В начале ХХ века открытки собирали все. Среди немецкоязычных были популярны цветастые литографии Gruss aus — Привет из. Но самые красивые виды Черновцов или Стрыя проигрывали ярким картонкам Gruss von der Musterung. Жизнь в этом волшебном Мустерунге была полна алкоголя, любви и веселья — бравые усачи в пьяном угаре катались верхом на свиньях и целовались с красотками, прерываясь разве что на медосмотры.

Musterung — это не город, а военная комиссия, бравые усачи — призывники. Милитаристская истерия захватывала Европу и скоро должна была выплеснуться в Первую мировую войну. Вот немцы с австрийцами и слепили из невесёлой солдатской жизни модную картинку.

читать дальше23 августа 1793 года революционная власть Франции провозгласила декрет О всеобщей воинской обязанности, и в жизнь мужчин в возрасте от 18 до 40 лет вошла армейская служба. В ХІХ веке ценное изобретение одна за другой подхватили европейские страны. Едва ли не последними стали австрийцы — только масштабное поражение от прусской армии в 1866-м заставило их задуматься о солдатах-срочниках.

В 1868-м в Австро-Венгрии приняли соответствующий Устав (Wehrgesetz). Срок воинской повинности в армии — два года, на флоте — четыре. По достижении 32-летнего возраста граждане могли стать членами народного ополчения.

Устав действовал и на украинских землях, попавших под власть Австро-Венгрии. Лемковская песня Кедь ми прийшла карта, которую перепели Тарас Чубай и Кузьма Скрябин, — как раз о повестке. В Галиции насчитывалось 18 районных отделений, занимающихся набором рекрутов. Филиальный обозный склад для Восточной Галиции располагался в Дрогобыче — там строили и ремонтировали телеги для нужд армии.



При необходимости отделения призывали резервистов старше 31 года и распределяли новобранцев в пехотные полки. Во время общей мобилизации в Самборе, Стрые, Залещиках и Станиславове (сейчас — Ивано-Франковск) также формировались специальные роты для охраны мостов через Днестр.

Каждый полк имел свой язык — страна была многонациональной. Полковым мог стать один из десяти официальных языков империи, на котором говорили не менее 20% солдат.

В среднем галичане составляли около 16% от общей численности королевско-кайзеровского войска. Самой высокой (18%) эта доля была в 1871 году — тогда служить отправились 16.500 мужчин. Количество рекрутов росло от призыва к призыву: в 1910-м призвали уже 26.541 человек. А вот офицеры не любили служить в Галиции и Буковине: считалось, что местные городки лишены удобств цивилизованной жизни, а быт в них страшно дорог.

Армию пополняли также правительственным призывом (уголовная повинность дезертиров) и вызовом на службу выпускников военных институтов. Оставалось место и для добровольцев: в 1890 году 8% мужчин, вызвавшихся служить Австро-Венгрии, были из Галиции. Именно добровольцем в своё время пришёл во львовскую военную комиссию Владислав Сикорский, дослужившийся позже до генерал-полковника и главы правительства Польши в изгнании.

Добровольцы служили только год, имели право выбрать род войск и место несения службы, могли быстрее получить унтер- офицерский чин. Потому ежегодно таковых находилось около 12-13 тыс. Главное соответствовать условиям: возраст, рост, общее состояние здоровья.

Изначально забривали с 23 лет, позже возрастной ценз снизили до 21 года, а в военном 1915-м — до 18 лет. Минимальный рост с 1889 года составлял 153 см. Почти половину австро-венгерских призывников в 1873-1912-м признавали негодными по здоровью. Таким был и гашековский бравый Швейк, “освобождённый по идиотизму”. В Галиции некондиционных было даже больше — от 47% до 72% призывников.


Мнимый больной

Уклониться от армии хотели многие. Закарпатский анекдот того времени: новобранца спрашивают, кем он хочет быть — гусаром или пехотинцем, а рекрут отвечает, мол, гусаром, ведь на лошади с поля боя сбежать быстрее.

Государство с уклонистами боролось. Снижало срок службы, объявляло амнистии для дезертиров, изменяло критерии негодности по здоровью. Помогало мало: если в 1889-1896 годах армии избегал каждый десятый призывник, то в 1908-м — каждый третий. В 1912 году в комиссию не явились 30% львовян — в 1885-м таких было менее 3%. Рекорды галичан били только хорваты: там до военкоматов не доходили 45% призывников, а в городе Оточаце в 1912-м — 85%.

В то время многие жители Западной Украины ехали в эмиграцию — кто в сезонную, на пару месяцев, а кто и навсегда — в Аргентину или Канаду. Счёт переселенцев шёл на сотни тысяч — отсюда и высокий процент “дезертиров”. Власти устраивали облавы на станциях: только на краковском вокзале в ноябре-декабре 1913 года задержали 1.976 призывников из австрийской части империи и 581 из венгерской.

Тот, кто покидать родину не собирался, но и служить не хотел, мог подкупить военную комиссию. Существовали даже конторы, занимавшиеся подкупом врачей и военных чиновников. А за совсем небольшую плату они давали советы, как правильно “откосить”.

Советы были простыми: например, за несколько дней до прохождения комиссии призывникам рекомендовали работать по ночам, а в последнюю ночь вообще не ложиться. Конторы не гнушались брать деньги даже с тех наивных парней, у которых и так не было шансов пройти медкомиссию.



В марте 1887 года в краковскую прокуратуру поступил донос на группу лиц, помогавшую призывникам симулировать физические увечья. Втирали в глаза табак, добиваясь хронического слезотечения, или смазывали раны разными гадостями, делая их незаживающими. В результате арестовали Якуба Манделя, Гутмана Штрумпфнера и Адольфа Эльтерса — они действовали более десяти лет, называя себя Освободительной военной комиссией.

Такой гешефт был массовым явлением. В 1890-м была осуждена ещё одна шайка аферистов, подкупавшая врачей медкомиссий, а годных к службе отправлявшая в эмиграцию за океан.

Подкупленные чиновники повреждали призывные списки так, чтобы нужные фамилии невозможно было прочесть, — например “нечаянно” проливали чернила в определённых местах. Откупиться можно было 100-350 кронами, а непосредственно перед войной — 1.000-1.500 кронами (средняя зарплата рабочего — около 100 крон в месяц). С богатых призывников “драли” побольше: Берл Шарф, брат известного львовского фабриканта, выложил 2.400 крон.

Ну и симулировали, конечно. Львовянин Богуслав Лоншам де Бери удачно имитировал туберкулёз. Медик, театральный критик и масон Тадеуш Бой-Желенский три недели провёл в психиатрической лечебнице, чтобы его признали негодным к службе. Правда, в военном 1914-м комиссии стали обращать гораздо меньше внимания на состояние здоровья призывников. Бравый Швейк объяснял это просто: “Когда с Австрией дело дрянь, каждый калека должен быть на своём посту”.


Всё для фронта

Во время Первой мировой в армию отправились 250 тыс. жителей Западной Украины. На украинских землях по другую сторону Збруча мобилизовали 3,5 млн. Начало войны консолидировало население Российской империи — лояльными к власти оказались даже интеллигенты. Смерч патриотизма пронёсся по железной дороге: сознательные граждане штурмовали вагоны поездов, идущих в направлении фронта.

Во многих городах России проводились патриотические дни. В Киеве в День белого цветка девушки в одеяниях сестёр милосердия продавали искусственные ромашки и флажки. Вырученные деньги шли на помощь семьям мобилизованных и раненых. На добровольцев, записывающихся в войска, смотрели как на героев — преимущественно это были студенты.

Остальные всё равно попадали в армию: 29 июля 1914 года в империи объявили частичную мобилизацию, а уже на следующий день — всеобщую. Власти распространяли листовки и брошюры, неграмотных рекрутировали с помощью открыток и картинок. К началу 1915-го армия империи Романовых насчитывала фантастические 14 млн штыков. Австро-Венгрия рекрутировала лишь 1,5 млн подданных.

В первые месяцы войны российская армия активно пополнялась солдатами из прифронтовых губерний — Волынской и Подольской. В начале войны из Луцка мобилизовали 316 запасных нижних чинов, из Ковеля — 350 человек, из Ровно — около 600. В Киеве с призывом справились на два дня раньше срока, что вызвало бурный патриотический восторг у тогдашней прессы.

Рекрутов собирали у волостных управ, а позже перевозили по железной дороге к боевым частям. Учений и военной подготовки не проводили: получил обмундирование — и на фронт. Добровольцев брали только в дружины ополчения, которые тоже отправляли на запад и расселяли в прифронтовых городах. 2 декабря 1914 года в Луцк прибыли 6.000 ополченцев, их разместили по городским дворам

Народ ожидал короткой победоносной войны, поэтому на фронт убегали даже юные ученики гимназий и сельские мальчишки — подносить солдатам патроны в окопы. Пресса подливала масла в огонь патриотизма, ежедневно публикуя фотографии героев войны и фронтовые сводки. Поэтому если таких детей и находили, многие бежали повторно.

Были и желающие избежать службы или хотя бы получить местечко получше. Некий Василий в письме от 8 февраля 1915 года доктору Дмитрию Требинскому просил помочь попасть в школу прапорщиков, ведь это “шанс отдалить смерть на несколько месяцев”.

В 1916-м в Елизаветграде (сейчас — Кировоград) делопроизводитель уездного военного начальника Кирницкий за 120 руб. сфабриковал белый билет некоему Лопате, подделав подпись начальника. За такую сумму тогда можно было купить несколько коров. Оба загремели под арест, получив примерно по три года тюрьмы. К привычным методам уклонения добавилась и имитация антиправительственной деятельности. Так можно было попасть не в окопы, а в ссылку под наблюдением полиции.

Особенно отрицательно на мобилизацию реагировало украинское село. Разгар лета, поля не убраны, а тут призыв, забравший более половины тружеников. Общественный деятель Константин Василенко писал из Киева в первые дни войны: “Вокруг Политехникума обозы крестьянских телег, сельские женщины, рыдая, бросают детей, мол, взяли отца-кормильца, берите и ребёнка”.

Некоторые наживались на страхе крестьян перед мобилизацией. В селе Петрово Херсонской губернии 18-летний писарь канцелярии Всероссийского земсоюза в январе 1916-го брал с крестьян по 2-3 руб., якобы нанимая их на “окопные работы”, — мошенник уверял, что таким образом они смогут избежать призыва.

Рекрутировали не только людей, но и коней. Хозяин трёх лошадей прощался с одной лошадью, пяти — с двумя. Из Камень-Каширской волости в первый год войны мобилизовали 60% мужчин трудоспособного возраста и более 70% лошадей. Телеги тоже конфисковывали — в том числе и для перевозки арестантов и дезертиров. Правда, семьям мобилизованных власти помогали пайками дефицитных товаров — от муки и крупы до керосина и махорки.



Женское это дело

Для горожанок, чьи мужья отправились на фронт, создавались рабочие места. Небольшие суммы платили им в лазаретах и мастерских по изготовлению белья и теплых вещей для солдат. Некоторые брали заказы на пошив шинелей на дому.

Киевская городская дума потратила на трудовую помощь жёнам мобилизованных почти 22 тыс. руб. Только за два военных года Трудовая комиссия сдала более 1,5 млн вещей для солдат. С октября 1916-го женщин допускали на должности дорожных рабочих, дворников, посыльных, сигнальщиков — к июлю 1917 года работой были обеспечены 1.011 жён запасников.

Вынужденный феминизм вызвал волну фельетонов в прессе: в те времена это казалось неслыханным, ведь ещё в апреле 1916-го первую женщину-извозчика в Виннице задержали и не выдали ей разрешения на работу.

Аристократки, следуя примеру императрицы, шли в сёстры милосердия. В лазарете Евгеньевской общины в Ровно медсестрой работала великая княгиня Ольга Александровна, родная сестра Николая ІІ. Как-то плачущий раненый сообщил ей, что “дохтура операцию делать не хотят, говорят, всё равно помру”. Княгиня уговорила врачей, те солдата успешно прооперировали. Потом он хвастался корреспонденту Биржевых ведомостей: “С такими ранами один на тысячу выживает, а всё великая княгиня!”.

Некоторым дамам привычных ролей сестёр милосердия было мало, они рвались на передовую. Слушательница Киевских женских курсов Анна Тычинина неделю изучала строевую подготовку, а после, отрезав косу и переодевшись в солдатскую форму, вместе со знакомым денщиком ходила улицами Киева, козыряя офицерам.


Тренировалась так, покуда денщик не подтвердил: девушка “сойдёт за мальчонку”. Вокзал, толпа солдат, вагон на фронт — там она назвалась добровольцем Анатолием Тычининым. “Паренёк” с виду был юн и слабоват, поэтому его собирались взять писарем в обоз Пятого стрелкового полка, но он попросился в строй.

21 сентября 1914 года в бою под Опатовом новобранца зачислили подносить патроны. Делал “мальчонка” всё быстро, перевязывал под огнём пострадавших и выносил их с поля сражения, даже будучи сам ранен в руку и ногу. Судя по журналу Нива (№ 8 за 1915 год), третья пуля попала в грудь “Анатолия”.

Умирающего оставили на поле боя. Месяц спустя командир Пятого стрелкового полка полковник Завадский снова оказался вблизи Опатова, где и узнал от полкового врача, что израненного бойца подобрали немцы. В госпитале выяснилась правда.

Командование представило “Анатолия” к награждению Георгиевским крестом IV степени, не зная, что награждать придётся Анну. Пришлось просить разрешения у самого императора — тот согласился. По другой версии, звали девицу Татьяной и она попала в австрийский плен.



Между двумя мировыми

После Первой мировой западноукраинские земли, попавшие под Польшу, пару лет жили без армейской службы — её бойкот украинскими организациями оказался удачным. Призыв возобновили лишь в 1923 году.

Брали не во все рода войск: украинцам ввиду антипольских настроений было запрещено служить в связных отделах и отделах вооружения. Командования округов даже просили Министерство военных дел вообще не призывать украинских интеллигентов, чтобы те не “разлагали” своими речами солдат.

Неграмотным тоже были не рады: для таких в 1930-х организовывали вечерние курсы, где обучали польскому языку, арифметике и геометрии. Забривали на два года, конным артиллеристам добавляли к сроку ещё месяц. Служить отправлялись молодые люди, достигшие 21 года (в случае войны — 19 лет), максимальный возраст новобранца — 23.

Западная Волынь получила первые повестки в Войско польское ещё в декабре 1921-го, и тут же столкнулась с массовым дезертирством и организованными протестами граждан, поддерживаемыми церковью и местной властью.

Получить заветную запись Niezdatny (Не годен) можно было по состоянию здоровья, при смене или лишении судом гражданства. Часто в рекрутационные комиссии призывники являлись с отцами: если отцу удавалось доказать, что он немощен и слаб, сын приобретал статус единственного кормильца, что давало отсрочку от армии.

Злостных уклонистов от призыва пугали двухлетним тюремным сроком. Работодатели часто не рассматривали кандидатуры ещё не служивших, священники иногда отказывали им в просьбе обвенчать. Всё равно “косили”.

( С)